ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В соответствии с положенным мной делением историко-философского процесса следовало бы после описания античной философии и философии Нового времени дать описание третьего исторического этапа, обозначенного как этап творчества (философская онтология). Однако так же, как понятие исторического в итоге второй главы сомкнулось с понятием логического, так и здесь разбор содержания истории философии привел к той форме философствования, которая уже выступила основанием для проведения всего исследования. Содержание философии как онтологии было раскрыто в первой главе.

Исследование, свершившее круг, по большому счету, завершено. Но поскольку третья историко-философская форма была проведена в тексте как логическое, то уместно сделать несколько замечаний относительно ее исторической стороны.

1. Мысль Канта, Фихте и Шеллинга рефлектирует между гносеологической и онтологической сферами. Мысль положена в онтологическом измерении тотально впервые у Гегеля. Она устанавливает безусловное и ничто более. Язык выдает, что помимо устанавливаемого безусловного есть ничто. Безусловное выступает здесь как самотворение в чистом ничто. В определении Гегеля это и есть метод.

«Абсолютная идея есть для себя, потому что в ней нет ни перехода, ни предпосылок и вообще никакой определенности, которые не были бы текучи и прозрачны; она есть чистая форма понятия, которая созерцает свое содержание как самое себя. Она есть свое собственное содержание, поскольку она есть идеальное различение самой себя от себя, и одно из этих различенных есть тождество с собой, которое, однако, содержит в себе тотальность форм как систему содержательных определений. Это содержание есть система логического. В качестве формы на долю идеи ничего не остается, кроме метода этого содержания — определенного знания о достоинстве ее моментов»[1].

2. Фундаментальный сдвиг мысли, начатый Кантом и завершенный Гегелем меняет отношение между философией, как предельным трансцендентальным актом, и культурой, как разворачиваемым из этого акта историческим временем.

Античная философия, являясь пребыванием мысли в сущем, непосредственно пребывает и в своей культуре. Сопутствующая культурная форма — форма прекрасного - современна античной философии.

Философия Нового времени, познавая сущее, предпосылает его себе. Культура (а она и есть сущее философии), таким образом, предпослана гносеологии как уже свершившаяся христианская культура, т.е. как прошлое.

Культура, выражающая философию творения всегда еще только должна быть положена (сотворена) этой философией. Историческое время, разворачиваемое из философской онтологии, сдвигается в модус будущего.

3. Мысль Гегеля, следовательно, еще не имеет адекватного ей языка и индуцируется языком гносеологии. Иными словами, Гегель опосредует свою мысль формами христианской культуры, хотя ему и приходится выворачивать их наизнанку. Сущее, еще не преобразованное новым измерением мысли, но уже разъятое, разложенное в своих моментах отрицательностью этого расположения, собирается вокруг него и тянется за ним как шлейф. В этом и заключается знаменитое противоречие между системой и методом Гегеля.

4. Мысль Гегеля одновременно возмущает культуру: сущее преобразуется, и это преобразование проявляется в следующем.

Во-первых, Ницше устанавливает, что ничто из осуществленного не довлеет над человеком («ниспровержение ценностей»). Само осуществление, как творчество, и есть истина. Творчество, однако, взято у Ницше лишь в простейшей абстракции — как преобразование природного индивида в природном определении.

Во-вторых, Маркс представляет творчество как духовное творчество, но дух редуцируется к одной из своих абстракций — к экономике. Творчество выступает у Маркса как материальное производство. В своем знаменитом афоризме о преобразовании мира[2] Маркс интуитивно схватывает сущность эпохи, которая состоит в обращении философской мысли от объяснения (от гносеологии) к изменению (к онтологии).

В‑третьих, идея культуры укоренилась в языке, культура отрефлектировала себя в качестве культуры: мир представляется в целом и в частях как возделываемый человеком, или у‑себя пребывающим духом.

5. Преобразованное сущее следовало редуцировать к своему атому: исполнить новый язык как язык философии. Хайдеггер начал работать с языком, восстанавливая его философский первосмысл. Язык, таким образом, понимается как «дом бытия».

6. Третий этап историко-философского процесса есть наш этап. Он поэтому для нас представлен как логическое. Мы рефлектируем в нем, но еще не его. Это проявляется, во-первых, в том, что мы не схватываем все явления сопутствующей ему культуры в их внутренней связи. Во-вторых — в том, что единственно цельное философское учение, выступившее на этом этапе — учение Гегеля не стало предметом нашей рефлексии. Мы мыслим мыслью Гегеля, но не о ней. Она вообще есть пафос нашей эпохи. Мысль Канта, наоборот, находится от нас на определенной трансцендентальной дистанции и поэтому служит предметом приложения этого пафоса. Тогда мы мыслим мыслью Гегеля на стыке с Кантом.